Дневник, 2005 год [январь-сентябрь] - Сергей Есин

Да, опасное это дело — революция в руках невежд!"

Во время ужина и речей я сидел и думал об одном товаре, уже сынтегрированном, о русском языке, на котором — тем не менее не делая его государственным — говорят все, от Саакашвили до Ющенко. Может быть, и на него выдать лицензию? В общем, речь подготовил, но не произнес. Это — дело будущего.

Домой приехал в 11.

26 мая, четверг. По телевидению продолжают обсуждать события, связанные с энергетическим кризисом. Время Чубайса. Показывают то фабрику, где погибло поголовье кур, то роддом, в котором умер недоношенный младенец. Выяснилось, что в эти дни в Москве практически остановилось уличное движение, так как не работали светофоры. Все говорят об огромных убытках. Нажились только таксисты, которые, в отсутствие электричек до аэропорта Домодедово, стали брать по 200 долларов за проезд. На телевидении появился Чубайс, без обычной своей хитрой ухмылки, извинился перед потребителями электричества за "краткие перебои" в снабжении, допущенные и по его, Чубайса, вине. Это заставило вспомнить строчку из парижского стиха Маяковского: "Изнасилуют и скажут: "Пардон, мадам!"" Его декоративно даже вызвали в прокуратуру, где он пробыл четыре часа. Он сказал, что РАО ЕЭС готово оплатить ущерб. Но если задуматься: а из чего это РАО сможет покрыть народные убытки? — станет ясно: из того, что вновь повысит тарифы, многим откажет в справедливых исках, особенно бедным. Я, например, не буду жаловаться, что у меня потекли котлеты в отключенном холодильнике, но за гибель тысяч кур на птицефабрике придется заплатить все же и мне, в числе других мелких потребителей. Так что всё опять-таки получат с беднейшего слоя.

Вечером по телевидению схватка в соловьевской "дуэли". У барьера некто Васильев, заместитель по "Мосэнерго" знаменитого Евстафьева, и Андрей Исаев, в свое время изысканно и активно лоббировавший монетизацию льгот. Васильев защищал проигранное дело Чубайса, но ловкий Исаев вспомнил о Евстафьеве, том самом, который вынес из парламента коробку из-под ксерокса с долларами на избирательную кампанию Ельцина 1996 года и которого Чубайс в награду пропихнул потом на место энергетика Кучерявого, тогда же предупреждавшего о возможности подобных кризисов. Васильев, кстати, обнародовал зарплату Чубайса — 600 тысяч долларов, говорил о каких-то бонусах обновления (кличка новых ваучеров?). Митрофанов, выкормыш Жириновского, под одобрительный гул толпы заявил, что ихняя ЛДПР постарается, чтоб арестованного за неудачное покушение на Чубайса взрывника выпустили под подписку о невыезде (для очередной, что ли, попытки?). Ему оставалось только, следуя размашистым заявлениям своего босса, процитировать из Послания к евреям: "Ибо… пепел рыжей телицы освящает оскверненных…" (Евр 9:13). Правда, окрас телицы, для большей убедительности, пришлось бы позаимствовать из Ветхого Завета (Числ 19:2), на который, собственно, и ссылается новозаветное послание.

Все эти скандалы выявляют сущность власти. В качестве иллюстрации приведу и такой пример. Не успела Америка заговорить об экстрадиции Адамова, как русские также потребовали выдачи этого министра, которого до сих пор считали, очевидно, порядочным человеком. Думаю, тут боязнь не того, что, очутившись в США, он раскроет наши атомные, известные ему, секреты, а что назовет подельников. Какая грусть — сегодняшняя жизнь!

Вечером ходил на концерт Спивакова в рамках музыкального марафона, посвященного 60-летию Победы. Задумано здорово: Лондон-Париж-Рим, еще что-то, Тель-Авив например… Это как бы концерты наших русских звезд для ветеранов. Концерт хорош, но в силу того, что была очень популярная музыка, сам Спиваков показался несколько облегченным. Только иногда — когда играли Шостаковича и еще в двух-трех местах — оркестр выходил на ту степень пронзительного сгущения жизни, которая меня интересует. Зато увидел наконец-то новый Дом музыки. Это впечатляет, мне показалось, что и акустика, вопреки слухам, ничего.

Что касается дня в целом, он опять прошел в какой-то пустоте, в бесконечных препирательствах. В три часа состоялся ученый совет. У нас в этом году довольно большой набор на первый курс. Решали также, что делать с Высшими литературными курсами. Я категорически за одногодичный коммерческий набор, но почему-то в последний момент Л.М. поменяла свое мнение, которое мы согласовали на ректорате, и выступила за двухгодичный: дескать, набрать и забыть на два года. Думаю, у нее — как и у Вал. Вас., который не знает, как набирать, как составлять учебный план, что делать со слушателями и т. д., - есть свои мысли, связанные с часами и балансом на кафедре.

Я почти физически ощущаю, что старость и инертность в нашем институте все больше грузят наш прогнивающий корабль. Слава Богу еще, что идут, по крайней мере мы их выпускаем, нормальные студенты. Отказал Жанне Голенко, которой я симпатизирую, в некоторых ее преподавательских претензиях. С теми же претензиями раньше приходил Петя Алешкин, тоже получивший пока отказ.

27 мая, пятница. Чем раньше приезжаешь на работу, тем меньше успеваешь что-либо сделать. Тем не менее подписал с утра доверенность Анатолию на машину, отправил реферат С.Небольсину, с помощью Ю.И.Минералова, наконец-то, определился в премии по эссе о Пушкине (грант Кати Лебедевой из Лондона).

Сегодня же для Формина пришел из Филадельфии диплом и письмо от Марка. Он сделал все это с большой любовью, а письмо написал тепло и одухотворенно. На дипломе портрет безвременно умершей сестры Сони, еще молодой и прелестной Анны Хавинсон. А ведь Анна была просто до изумления хорошим человеком, оказалось, что это невероятно много значит!

Под вечер буквально ворвалась ко мне в кабинет небезызвестная Анна Мамаенко с какой-то своей подружкой, такой же богемной, как и она сама. Вчера у них, по обыкновению, что-то произошло с охраной, и сегодня они пошли на упреждение. Но охрана, которой подружки надоели смертельно — личное дело Мамаенко полно разных объяснительных и докладных записок, я уже исключал ее, восстанавливал, переводил с очного отделения на заочное, отправлял за свой счет на родину и вот, наконец-то, дал возможность закончить институт, — но охрана, хотя утром я и видел начальника, ничего мне на этот раз не сказала. Девушке скучно, ей нужно зрителей и потрясений. Но почему я должен заниматься с ней столько, сколько не занимаюсь ни с одним другим студентом? Не раз я видел ее "под шафе"… Поорал на нее, а потом написал индивидуальный приказ, решил выдать ей в понедельник диплом, а не позже вторника отправить, даже, если понадобится, за счет института, на родину, в Краснодар, пусть там гуляет! Я будто чувствовал нечто подобное и предлагал декану как можно скорее выдать всему курсу дипломы. Нет, все заняты, в три часа в институте уже никого нет, у С.В. муж лежит в больнице, декан едет на дачу. А в свое время — да всего лишь в прошлом году — Зоя Михайловна тихо-спокойно за два дня оформила чуть ли не шестьдесят документов!